Учитель из приграничья побеседовала с Daily Storm
Накануне Дня учителя президент поблагодарил педагогов из новых регионов, Курской, Брянской, Белгородской областей за работу в непростых условиях. Мы поговорили с 54-летней женщиной — преподавателем математики из Белгородской области. У нее непростая судьба: учитель бежала из Киргизии после распада СССР, два года жила в школе, а в этом году беспилотник разрушил ее дом.
— Почему вы решили стать учительницей?
— В то время, когда я училась в школе, мне очень нравилась математика. Раньше же кем хотели быть? Учителем, инженером, космонавтом и врачом. Так как я любила математику, то пошла учиться в Киргизский государственный университет и сразу поступила.
— Из-за чего вы переехали в Шебекино из Киргизии?
— Судьба так распорядилась, что в Киргизии началась революция. Страшно было, когда в школе один ученик говорит на русском, а другие на киргизском. На двух языках аттестаты стали выдавать. Язык мы не знали. Зайдешь в автобус, и они говорят: «Русский, уезжай в своя Россия». Начался национализм какой-то, хотя раньше дружно жили. Я поняла, что надо уже уезжать.
— Как сложилась ваша жизнь после переезда?
— Я приехала, и через год умер мой мужчина. У меня не было дома, и я два года жила в школе. У нас с коллегой фамилия начиналась на одну и ту же букву. [В 90-е годы] она увольнялась из школы, но вместо нее убрали меня. После этого мне два месяца зарплату не давали. Было даже такое, что меня отправляют в командировку, а у меня вообще нет денег. Стояла на остановке и говорю другому учителю: «Займите мне 100 рублей до зарплаты». Потом получилось выжить: в России зарплаты были хорошие и росли они каждый год. После обзавелась квартирой, которую разбили ВСУ.
— Расскажите, как вы потеряли жилье?
— Первый раз дрон не долетел до нашего дома. Видимо, его сбили. Потом они стали летать по двое: один залетел в квартиру, а второй запутался в проводах, которые висели около дома. Через один-два дня опять ударили. Потом через один-два дня залетел на четвертый этаж. Тогда уже рухнули несущие стены, конструкции. Мы вышли, и у нас спросили, кто хочет в ПВР. Мы не поехали туда из-за собаки. Сначала нам нашли один дом. Мы пожили там, но нас выселили, потому что думали, что мы ненадолго. Потом нас впустили в другой дом, где мы сейчас благополучно живем.
— Что изменилось в вашей работе после начала СВО?
— Первое, что я вспоминаю: звонки, уроки, детский смех и крики на перемене. Мы так соскучились по этому! Детей было настолько много... Идешь, спотыкаешься о них, даже можно было упасть. Постоянно было общение с детьми. Все это утеряно. Сейчас я вижу только картинки на экране. Дети старших классов вообще стесняются включать камеры или своими делами занимаются.
Я иногда вообще не знаю, как они выглядят. Я их только по голосам определяю. Вот представляешь, например, дали мне седьмой класс. Вот они уже в девятом, а я даже не знаю, как кто выглядит! Недавно пришла девочка, смотрит на меня, улыбается. Говорит: «Здравствуйте, Светлана Ивановна!» А я только голос слышала и не знаю ее.
Живое общение дорогого стоит. Мне даже кажется, что я уже не смогу вести уроки очно. Мы, дети — как сухарики, никаких эмоций. Раньше я могла себе позволить посмеяться. Сейчас я смеюсь, а они молчат. Большая разница, теряем мы детей.
— Как проходит ваш обычный рабочий день?
— Иногда езжу на машине, иногда иду пешком. Боюсь, но иду. А что делать? Приходим, оборудование включаем, проверяем, есть ли интернет, ведем уроки.
Перед уроками у нас проходят «минутки безопасности». Это беседы по 15 минут или ролики «Как вести себя при обстреле», или «Что делать, если увидели беспилотник». Напоминаю детям про правило двух стен. Говорю: выбирайте жизнь, а не предмет.
В процессе иногда бывают сирены несколько раз. Мы спускаемся на первый этаж и становимся между стенками, потому что у нас нет подвала. У нас там негде прятаться. А вот стекла оклеены бронепленкой.
— Сложно преподавать онлайн?
— Не хватает места для примеров, я некрасиво пишу карандашом на экране. Мне — тряпка и мел, а так я себя не очень комфортно ощущаю.
— Может ли учитель работать из дома?
— Все учителя работают из дома, потому что очень опасно. Однако я вынуждена ходить в школу, потому что у меня нет интернета. В школе сейчас администрация и пара учителей.
— Со скольки и до скольки учатся дети?
— Восьмой урок заканчивается в половину третьего. Это настолько тяжело... Вот ощущение, что экран высасывает всю энергию. Еще то ребенок не слышит или не видит, то я не вижу или не слышу его. Получается, что информация искажается.
— На дистанционке детям легче списывать?
— Я сама пытаюсь по выходным составлять контрольные. Составила — они их на двойки написали. Если с интернета беру — одни пятерки.
— Как вы помогаете детям не отвлекаться от учебы?
— До пятого класса дети включают камеры, а вот постарше — нет. И я не знаю, чем они занимаются. Как можно их удержать? Я постоянно их зову: «Федя, Петя, ответьте. Сформулируйте определение». Некоторым говорю-говорю, а они не отвечают. Вижу аватарки, вроде в классе, но их нет.
Не у всех компьютеры и ноутбуки. Ребенок может сидеть на кухне с телефоном, а я слышу, как чай кто-то пьет. Ну я уже представляю, что он там делает. Я задаю вопрос, а он отвечает, и я слышу, как он кушает. Ну и сами мы иногда забываем выключить микрофон.
— Что вы делаете, если ребенок не отзывается?
— Я не могу ребенку поставить «энку». Я же не знаю, может быть у ребенка действительно завис компьютер! Если мы начинаем выяснять, они так и говорят: «А у меня не было света, у меня интернет завис, а вы лагаете, я не слышал». Скандалят родители, бывает. У нас же с «энками» завязаны завтраки, пайками. Школа — это не техникум и или не институт. Мы нянчимся с ними, у нас нет на них рычагов.
— Каких предметов не хватает детям из-за дистанционки?
— Не хватает настоящей физкультуры. Видно, что дети поправились и им нужна нагрузка. Они много едят, сидят дома и мало двигаются. У них есть физкультура, но не та, что была раньше: бегали вокруг школы, прыгали. Там показывают теорию или упражнения, которые можно делать дома.
— В школе стало меньше детей?
— Многие родители вывезли их. Примерно было у нас 400 детей, а сейчас осталось 300.
— Как чиновники помогают детям?
— Государство старается помочь детям. Выделяют очень много путевок в лагеря. Например, в Артек и iCamp. Учителя могут сопровождать и работать там с сохранением заработной платы. Детей уже уговаривают, а они не хотят ехать — наотдыхались. Лагеря хорошие, дорогие. Сами бы дети туда не поехали — путевка стоит 100 тысяч или больше.
— Расскажите, как ребенок может уехать учиться в другой регион.
— У нас постоянно предлагают спросить у родителей, кто желает в другой регион уехать на очное обучение. Например, одни классы будут в лагере, другие при техникуме. Но очень мало детей соглашаются уезжать без родителей.
— Дети когда-нибудь приходят в школу?
— Вчера мои пришли поздравить меня. Я их ругать хотела, но не стала. Так разволновалась, что они пришли. Испугалась, что вдруг что-нибудь случится, пока они домой будут идти. Даже не сфотографировалась. Потом переживала, что не сфотографировалась, детей и так не вижу.
— Как учителя поддерживают друг друга?
— Учителя очень сплотились. Мы друг друга поддерживаем, обязательно помогаем. Без этого нам никак нельзя.
— Школы готовятся к очному обучению?
— Скоро у нас в школе будет «Точка роста». Завезут новое оборудование, все обучение будет на современном уровне. Школу уже покрасили, повесили таблички.
У нас все чисто, блестит. Ходим, убираем вокруг школы, хоть и детей нет. Все равно мы надеемся, что когда-нибудь это закончится.
Свежие комментарии