В народе даже ходило поверье: материться — это отпугивать нечистую силу
Что такое русский мат, знают все. Им ругаются даже за границей, а слово из трех букв можно встретить и в Перу. Но откуда он пошел? И как отличить — где обсценная лексика, а где виртуозное владение речью?
В 1972 году на передовице одной из японских газет появилось загадочное слово «дахусим», которое якобы произнес советский лыжник Вячеслав Веденин, перед тем как выиграть на Олимпиаде в Саппоро.
Всем казалось это чем-то невозможным! В момент старта шел густой и липкий снег. А он бежит и берет золото!
Наверное, это заклинание, писал корреспондент. Колдовство! Священный русский ритуал! Но все оказалось проще репы...
«Это было перед тридцаткой, гонкой на 30 километров, — рассказывал потом спортсмен. — Пурга. Он (журналист) подошел и спрашивает: «Снег повалил. Как бежать-то?»
А я бурчу: «Да и... с ним!»
Между тем мат действительно имел сакральный смысл. Произносишь эти буквы — и с тобой вся сила рода! Ведь любая мифология объясняет мир как подарок свыше.
Есть Мать — сыра земля, а есть Верховный Бог. Это два начала — мужское и женское. А чтобы был урожай, нужны дождь, гром, молния, которые их соединят. И чтобы это вызвать, люди использовали специальные слова. Вот такая магия!
«Русский мат встречается даже в берестяных грамотах, — рассказывает Daily Storm автор книги «Поле брани. Сквернословие как социальная проблема в языках и культурах мира», доктор филологических наук Владимир Жельвис. — В свое время они не имели такого бранного смысла, но с приходом христианства стали приобретать и оскорбительный оттенок. Изменилась мораль. Изменилось и отношение к определенным понятиям и смыслам».
Как не вспомнить знаменитые слова академика Григория Ландау, что «изучение ругательств народа — это лучший путь к познанию его святынь»?
«Является ли мат нашим национальным достоянием? — спрашивает Жельвис. — Безусловно! Это такой же языковой слой, что и все остальные. А что он неприличный, так ведь и венерические болезни — тоже что-то неприличное, но их изучают, и правильно делают. Из чего совсем не следует, что болезни — это что-то хорошее. Но в отличие от болезней потребность в брани есть у всех обществ на свете, потому что у всех обществ на свете есть и всегда будет потребность выразить свою ненависть, как, впрочем, и восхищение».
«Кстати, лично я мат не люблю, — добавляет он, — и стараюсь им не пользоваться. Чего и вам желаю!»
Что считалось неприемлемым, так упоминать эти слова всуе. То есть попусту. Особенно в доме или хлеву. Считалось, что этим можно сглазить.
Зато были другие. Например, «собака», «червь» или «козлище», а также названия всяких сущностей. Попробуйте заменить слово из трех букв обычным словом «леший» — ну не красота?
Хотя это тоже не приветствовалось. Дабы не навлечь беду.
Как было можно? Ну, например, обозвать прекрасным словом «мордофиля» (дурак), «баламошка» (то же самое), «фуфлыга» (маленький невзрачный мужичок) или «маракуша» (по-нашему — «неумеха, бестолковый»).
Женщин с пониженной ответственностью смело называйте «плехой», а друга-бабника — «балахвостом», «срамецом» или «шатуном». Или назовите его «бзырей» и посмотрите на реакцию.
На соседе можно испробовать слово «глазопялка», на растрепе — «захухря». Главное, успеть убежать.
Если мат и допустим, то его должно быть в меру, и он должен быть уместен.
«Есть разные режимы использования лексики... — говорит Daily Storm доктор филологических наук, профессор Анатолий Баранов. — Один из них — когда обычные слова подменяются обсценными, потому что человек не образован. Его не учили ни в семье, ни в школе. И я не считаю это чем-то виртуозным!
И есть другой — когда это используют в определенных случаях. Ну, например, для создания необходимого эффекта. Давайте вспомним анекдот, как слепому дали мацу, а он потрогал и говорит: «Фигню какую-то понаписали!»
Если мы произнесем слово «фигня», то будет непонятно. Но если вместо «фигни» употребить обсценный корень, анекдот сразу зазвучит! Вот такое фигурное использование. В этом и заключается настоящее искусство применения ненормативной лексики».
Кстати, исследовать мат та еще проблема. Это считают неприличным. А уж региональные особенности!
«Они тоже существуют, — признает лингвист, — но эта тема еще плохо изучена. Как и тема региональных вариантов русского языка. Не диалектов, а именно вариантов!
Мало того, что это не приветствуется, для этого нужно иметь огромное количество источников. Но откуда их взять? Можно, конечно, пожить в той или иной местности, только на это нужно время — и кто все это будет финансировать? Например, в разговорном языке XIX века была такая идиома: «Какова пора ни мѣра». Она встречается еще у Салтыкова-Щедрина. Вы сможете сконструировать ее значение?»
Но обратимся к регионам. Как бранились там?
«К сожалению, не могу помочь. Поморы редко ругаются, — сообщает директор музея «Поморская изба» в деревне Яреньга Приморского района Архангельской области Маргарита Терещенко. — А как это делали по старинке?.. Вот моя бабушка, когда сердилась, говорила: «Анафема ты пролета. Как шшолну по маковки, то дак до жопы шшэль росколеццэ, а дальше сама развалиссе». Но мата в семье я никогда не слыхала».
А в Неноксе — это село на Летнем берегу Белого моря — говорят, что самым страшным ругательством для женщины было услышать в свой адрес слово «англецянка» (англичанка).
«Вон англецянка идет...»
«Спасибо» британской эскадре, которая во время Крымской войны 1853-1856 годов напала на Соловецкий монастырь и поселения в Онежской губе!
«Когда мы в детстве совершали или повторяли поступки, которые не нравились нашей бабушке, она говорила: «Ну вот, как люди, так и лопари», — пишут местные.
«ПолОхоло ты, истовенно полохоло! (что в переводе на литературный русский означает «Страшилище ты, настоящее пугало»)».
«А меня дома называют словом «лешшой», — шутит один из жителей. — Что по-нынешнему... нет, не буду говорить!»
Интересно, что в архангельских и олонецких сказах мат употреблялся для общения с потусторонним — с оборотнями, домовыми и покойными, но в научных публикациях это вырезалось. Цензура.
Перенесемся на Урал. Если гость пришел и не присел, то считалось, что он с умыслом.
«Ругаться, чо ли, пришел, — говорили ему. — Разболокайся да садися на лавку!»
Гопника называли «шаромыгой», хулигана — «варнаком», а рассерженный отец мог сказать сыну: «У-у, сгибень! Че зенки-то вылупил? Я вот щас те по загривку-то оглоблей опояшу, дак живо у меня забегашь!»
Бывало и пожестче: «Ешь твою мить!» Но только в крайних случаях. В деревнях старались не ругаться. Боялись Бога. А тех, кто сквернословил, начинали избегать.
«А я знаю выражение «урою как страуса в асфальт по самую жопу!» — смеется автор книги «Словарь блатного и лагерного жаргона. Южная феня» Фима Жиганец. — Я слышал его у нас, на Дону, когда работал главным редактором газеты «Московский Комсомолец — Юг».
Это из того, что необычно!
И могу вспомнить редкое слово, которое как-то звучало у нас в компании. Один товарищ был уже изрядно подшофе. Его положили на диван, а он ворочался-ворочался и упал.
«О, манданулся!» — удивились друзья. Я такого раньше никогда не слышал.
Кстати, шутливый вопрос! Чем отличается бой от драки? Бойцы — бьются, а драчуны — ... Это тоже наше. Чисто ростовское!»
А вообще, далеко ходить не надо, предлагает филолог. Давайте вспомним Михаила Шолохова.
«Например, в романе «Тихий Дон», который мы изучали на журфаке, — говорит он, — есть вот такие строки, которые сам писатель называл похабными:
Девица красная, щуку я поймала,
Щуку я, щуку я, щуку я поймала.
Девица красная, уху я варила,
Уху я, уху я, уху я варила.
Девица красная, сваху я кормила,
Сваху я, сваху я, сваху я кормила.
«А чего в них нескромного?» — не могла понять одна моя сокурсница. На что я предложил произнести это вслух. Это старая казачья песня!»
«Сейчас это уже не популярно... — отмечает исследователь. — С матом борются. Хотя мне это кажется сомнительным. Как говорят в местах лишения свободы, «разгонка дыма бушлатом».
Поднимать культуру надо, а не бороться с лексикой!
Вот допустим, я родился в поселке обувщиков на окраине Ростова. Где мальчишки матерились уже в пять лет! Но одни используют это для связки слов, а другие — лишь по ситуации.
Взять меня… В интеллигентном обществе я не выражаюсь. Ну хотя бы потому, что у меня за плечами шесть лет института. Вся зарубежная литература и мировая культура! У меня другое целеполагание. А вот с друзьями можно и козырнуть!»
Свежие комментарии