Штурм от первого лица. Исповедь бойца ЧВК «Вагнер». Не читать при расшатанной психике

Солдат поделился историями, когда его жизнь висела на волоске

Герой этого материала — простой ставропольский парень Виктор. Он любит Родину, умеет обращаться с оружием и с первых дней проведения СВО на Украине пошел воевать. Виктор — штурмовик, брал Бахмут в составе ЧВК «Вагнер». В интервью Daily Storm он поделился тем ужасом, который ему лично пришлось пережить.

Универсальный солдат

Я начинал срочную службу в ВДВ, а потом по контракту попал в спецназ Ставрополя. На СВО нахожусь с самого начала. Сейчас в отряде «БАРС» (Боевой армейский резерв страны) работаю. До этого в ЧВК «Вагнер» хотел попасть давно. У меня там отец работал и погиб в Сирии. Вышестоящее руководство поначалу меня браковало. Говорили, мол, ты молодой, приезжай попозже. Но в итоге началась СВО, и самым первым рейсом я выдвинулся на войну в составе ЧВК «Вагнер». До этого был в Росгвардии в ОМОН, во вневедомственной охране. В ЧВК сначала был санинструктором, гранатометчиком, а перед боями за Бахмут стал заместителем командира взвода. После того как получил ранение в ногу, стал заместителем начальника штаба. За время СВО научился обращаться со всеми видами оружия, которое в руки попадало. Сейчас изучаю профессию снайпера.

Битву за Бахмут можно сравнить со Сталинградской

Я там был от начала до конца. Полностью. Там сразу обстановка была максимально тяжелая. Потому что этот город являлся основной веткой снабжения всего Донецко-Луганского фронта. Думаю, эту битву за город можно сравнить с битвой за Сталинград. Или, может, игрой компьютерной Call of Duty (смеется).

Ситуацию осложняло, что у противника было много ходов под землей. Там Артемовский завод шампанского стоял, он высотой с девятиэтажное здание. Внутри были лабиринты, которые уходили полностью в Соледар, Бахмут. Очень много было потайных ходов и выходов. Где, например, танк мог спокойно выехать, отработать по позициям нашим и заехать обратно. В этом очень большие сложности заключались: найти все это, выследить.

Штурмы Бахмута шли ежедневно. Частный сектор там был самой тяжелой территорией. Мы очень долгое время стояли, нас не пускали. А когда уже частный сектор взяли под свой контроль (до реки Бахмутки) — в день уже в самом городе брали по две-три улицы. Каждый день, с утра до вечера, были штурмы. Поначалу ВСУ оставляли нам «сюрпризы» и «подарки» в виде мин, но потом у них на это уже просто не оставалось сил.

Как бойцы настраиваются на штурмы

Большинство наших ребят перед атакой ничего не едят и не пьют. Я в их числе. Даже на выполнении боевой задачи ем по минимуму. Потому что в случае поражения кишечника можно не дожить до эвакуации. Отказ от еды никак не связан с туалетной темой.

При атаках, бывает, используем и крик, как будто в фильмах про Великую Отечественную войну. Когда только начинаются штурмовые действия — ты на адреналине можешь что-то пацанам сказать громко. Типа, «побежали, погнали, работаем». Когда сильно накричишься — даже потом самому легче! Внутри более спокойным становишься.

О том, как четверо вагнеровцев разогнали 70 солдат ВСУ

На волоске от смерти мы были порой по несколько раз на день. Запомнилось, как граната под ногами взорвалась. Мы ворвались — четыре человека на 70 украинцев внутри здания прокуратуры. И я попал под перекрестный огонь. Товарищ кинул гранату, дабы прикрыть меня. Я откатился в соседнее помещение за стену. А, как оказалось, ее не было! Там был гипсокартон. И у меня под ногами взорвалась граната.

По итогу я стал тяжелее на несколько грамм (ранен осколками. — Примеч. Daily Storm). Осколки я не удаляю, а коллекционирую. Внутри железо. Вся история тогда закончилась тем, что противник отступил. Помню, я в коридоре увидел одного из [солдат противника], он вскидывал оружие, я оказался быстрее его и изрешетил очередью из автомата.

Кто самый крутой из наемников?

Была очень серьезная поддержка отрядов ВСУ и наемников из Европы. Их было много. Мы их видели. Причем их, раненых, бросали украинские военные. И наемники так орали, пока мы туда не заходили!

Мы воевали с немцами, британцами, американцами, французами. Немцы под конец Бахмута активные действия пытались предпринимать, но мы и в плен их брали, и убивали. В начале СВО были прямо элитные наемники у ВСУ. Судя по всему, потом они закончились. И уже не такие серьезные они стали как бойцы.

Немцы из наемников самые сильные. Они прям до последнего работают. Очень грамотно все делают, сектора свои держат. И прут до конца. Встречались и грузины, и афроамериканцы. Но их не так много было. В самом начале Бахмута черных, правда, видели немало, но потом они «позаканчивались». И под конец просто держали оборону, чтобы тыл потихонечку из Бахмута переезжал.

... А если приспичит?

По-маленькому понятно, что сходить не проблема. Где лег или стал — там и решил вопрос. Ну а по-большому... Есть окопы, подвалы — можно в коробки из-под сухпайков сходить, в пакеты.

В Попасной мы находились на первом этаже трехэтажного здания. Думаю, схожу-ка я в туалет. Поднимаюсь на второй этаж, снимаю штаны, занимаюсь своими делами (автомат в это время лежит на коленках). Два часа ночи, света нет. Мы никогда не включаем фонарики, чтобы не раскрыть местоположение. Вдруг вижу лунный блик и паренька, который выходит, и его желтую повязку! И, прыгая назад, начинаю по нему стрелять. А у самого мысли не о том, что сейчас умру, а лишь бы не вляпаться в свое дерьмо! (смеется). Ребята потом прибежали наверх, включили фонари, а я стою и вытираюсь... Пошел посрать — убил врага!

Танк заживо «топтал» солдат, и это были крики ада

Попал я как-то дважды с РПГ-7 (ручной гранатомет. — Примеч. Daily Storm) — а танку не было ничего. Вот тогда было стремно, когда на тебя танк поворачивается и ты понимаешь: он тебя видит и сейчас тебе будет ****** (плохо). Яркая вспышка — и все. У нас ситуация была на развилке на Бахмут и Соледар на заправке. Ужасное место было. К нам на позиции заехал танк. Мы отработали по нему из гранатомета, но танку ничего не стало. И он просто заживо ездил по окопам, пацанов топтал. Это были тогда крики ада, крики ужаса!

У нас еще принцип: всех «двухсотых» забирать с поля боя. Мы ни одного в Бахмуте пацана не оставили. В отличие от ВСУ. Поначалу они вообще своих почти не забирали. Уже под конец Бахмута стали пытаться, и то не всегда могли забрать «двухсотых» — потому что мы не давали.

При танковых атаках сильно зависит, во что попадет снаряд. Если в мягкую землю — чуть-чуть глушанет, а если в бетонное сооружение, асфальт — потом ничего не слышишь. Приходится секунд 10 приходить в себя, чтобы понять, что происходит. И это только после одного выстрела. А противники на танках могут работать очень много...

К этому нельзя привыкнуть

Что касается трупов — не думаю, что к этому можно привыкнуть. Но все зависит от психологии человека. Я вырос в Ставрополье, под боком у нас была война в Чечне — поэтому, может, где-то мне легче. Но мне невозможно привыкнуть к одному — запаху обожженных человеческих тел. Он такой въедливый, жесткий. Мы доставали нашего пилота, который разбился. Его, мужчину крупного, очень сильно разорвало. Он был обгоревший и плюс полежал еще три дня, пока мы его нашли. И вот этот запах обгоревшего трупа до сих пор вспоминается. Аж до рвоты. В первые дни войны вообще у нас многие блевали при виде тел.

До такой степени ты каждый день видишь этот ужас, эти смерти, особенно когда идешь на штурм... Выезжает танк, начинает стрелять, и в этот момент бежит около тебя пацаненок. В него выстрел попадает и просто на кусочки разрывает. После этого у тебя внутри как будто открываются такие способности, что ты даже не мог представить, насколько готов на определенные действия! Включаются какие-то животные инстинкты. Страха уже нет. Голова не думает, а делаешь все, что ты изучал до этого, на автомате. Поэтому мы даже на выходных тренируемся, оттачиваем навыки. Потому что организм в стрессовой ситуации автоматически уже будет знать, что делать. В любую секунду быть наготове.

Что делать, когда паника?

Думаю, тут самое главное — это когда опытный боевой товарищ рядом. Потому что никакие медикаменты, если начинается паническая атака, здесь не помогут. Самое лучшее средство успокоения — уверенное плечо товарища, который умеет ориентироваться и ведет себя спокойно. Ты на него смотришь и понимаешь: «Ага, значит, надо действовать вот так».

«Пацан этот просто отрезал себе ногу»

Была ситуация, когда пацанам в подвал дроном попали. И одному бетонная плита обрушилась прямо на ногу. Одна ее часть осталась с той стороны, а другая — внутри. Я до прихода на войну не представлял даже, что организм человека может, когда у тебя адреналин и шоковое состояние.

И пацан этот (у него просто на кусочке кожи все висело) отрезал сам себе ногу, перебинтовался, остановил кровь — и через часа три его товарищи достали. Он поступил как волк, который в капкан попадает и лапу себе отгрызает (и благодаря этому остается жив).

О боевом потенциале ВСУ

Уже он стал так себе. Но вся проблема в том, что они работают по советским учебникам. Занимают позицию — и сразу же окапываются. С нашей стороны выкопаны окопы для стрельбы лежа — а у них уже блиндажи. Они хорошо сидят в обороне. Наглухо окапываются. Но надо понимать: атаковать тяжелее, чем обороняться. В любых учебниках написано, что для наступательных действий нужно в три-четыре раза людей больше, чем у обороняющейся стороны. Но в «Вагнере» мы были одни из первых, кто малыми группами штурмовали большие. У нас такая тактика была. А что касается штурмовых действий — в этом компоненте ВСУ очень-очень слабые. Они боятся, постоянно сидят в обороне. И уповают на всякие дроны-камикадзе, другие «птички». Основной акцент идет на дроны у ВСУ, а именно в штурмовых действиях они вообще практически ничего не могут. Дроны же, признаю, доставляют нам очень много проблем.

«Многие молятся перед боем»

Мы очень сильно угораем. Вы даже не представляете как. На меня с товарищем Олегом порой вообще смотрят, как на дурачков из-за наших постоянных шуток (смеется). Всегда пытаемся относиться ко всему с позитивом. Прикалываемся и шутим в любой ситуации, куда бы ни попали. Но вообще, у наших боевых товарищей свои фишки. Знаю, многие молятся перед боем. У нас люди разных религий. Я вот тоже (когда были очень тяжелые ситуации) молился. За своих родных: жену, дочь. Иногда просто психологически уже не можешь справиться, но начинаешь молиться, вспоминаешь при этом семью, — и тебя начинает отпускать, голова становится яснее. В Бахмуте, помню, была церковь. Зайдешь туда, постоишь, молитвы почитаешь — и легче становится.

Носить фото родных с собой — идея так себе, я считаю. Если погибнешь и враг будет тебя «трофеить» — противно, когда изображение любимого человека заберут. Мы когда брали пленных или телефоны вэсэушников поднимали — порой видели кадры, как их супруга удовлетворяет себя на камеру. Я бы не хотел, чтобы такие личные моменты всплыли где-то.

ВСУ используют мирных людей как живой щит

Очень много мы мирных жителей из Бахмута выводили. В день по 20-30 человек. Они сами просили помощи. Война идет, а им деваться некуда. Мы, например, штурмуем здание, спускаемся в подвал — а там сидят дети, их мамы, дедушки и бабушки. Мы по мере возможности (когда более-менее тихо и спокойно) всех их оттуда выводили. ВСУ делают из гражданских живой щит. Например, за подвалом, где сидят мирные люди, украинские военные могли поставить какое-то орудие. В большинстве случаев они так и делали. Тактика, как в фильмах показывают.

Эмоции после гибели командования ЧВК «Вагнер»

В тот день я был дома. Собирался ехать в командировку в Белоруссию. Жена разбудила ночью и сказала: «Командиров больше нет». Расталкивала меня, а я не мог проснуться. Слезы катились рекой, когда прочитал новости. До последнего мечтал, что это все какой-то умный ход руководства. Но, увы, ошибся... Пригожин руководитель был, а я вот больше по Уткину скучаю. Потому что именно он под своими знаменами сплотил нас. Но я буду на СВО до победного конца, пока в моих венах и жилах течет кровь. В том числе за тех, кого уже с нами нет... Как я могу сидеть дома и знать, что здесь такое происходит? С моим боевым опытом не вижу смысла отсиживаться.

О планах на жизнь после СВО

Думаю, если я доживу до конца всех этих моментов, — хочу устроиться в Росгвардию, СОБР. И отдыхать просто там. После штурма Бахмута служба в Росгвардии покажется просто сказкой и детским лагерем! (смеется). Если же, не дай Бог, получу тяжелое ранение, — возможно, пойду в Минобороны или в какие-то детские патриотические клубы, чтобы учить будущие поколения. Но пока я на своих ногах и полностью пригоден к службе, — считаю, должен находиться здесь.

Это уже обычная работа. Привыкаешь к ней. Как говорил наш командир Уткин, профпригодность меняет разум. Мы уже не видим себя на гражданке.